Психология терроризма
Александр Каменецкий, сайт Zhurnal.Lib.ru
Исламский терроризм в его наиболее опасной, непредсказуемой и
неконтролируемой форме добровольных самоубийств смертников-"шахидов"
стал одной из самых выразительных тенденций рубежа веков. Поступки
мусульманских камикадзе обоснованно вызывают в западном полушарии ужас,
отвращение и ненависть; "третий мир", и прежде всего, единоверцы
бомбистов, культивируют зачастую прямо противоположное отношение. Для
западной цивилизации терроризм - безусловное, подлежащее тотальному
искоренению зло, но для многих верующих мусульман шахид - это
герой-мученик, отдающий жизнь ради великой цели и заслуживающий тем
самым высшего социального и религиозного одобрения. Христианин сулит
шахиду ад - мусульманин верит, что подобное ритуальное самоубийство -
кратчайший путь к райскому блаженству. Таким образом, нет и не может
быть единой "правильной" точки зрения, хотя каждая из противоборствующих
сторон убеждена в обратном.
Как показывает опыт, борьба с терроризмом чрезвычайно сложна
- во многом это объясняется косностью взглядов тех, кто занят такой
борьбой. Террористов можно ненавидеть, но их необходимо понимать; в них
следует видеть не одержимых монстров, но людей, исповедующих иную, чем
принято у нас, точку зрения, по-другому воспитанных, с другой иерархией
ценностей. Сотрудничество с психологами, социологами, антропологами
здесь крайне необходимо, ибо даже самые эффективные военные акции играют
скорее на руку террористам, чем подавляют незримый джихад.
К сожалению, вся история психологии, от Фрейда до
Хеллингера, связана с изучением проблематики и патологии "западного"
клиента - важно также отметить, что возникновение психологической науки
застало общество на определенной стадии его развития, тогда как социумы
"третьего мира" сформировались по иным, более архаичным признакам.
Впрочем, если специалисты-гуманитарии будут ориентированы на долгий
диалог и готовность к компромиссу, они могу преуспеть гораздо больше,
чем их коллеги из армии и спецслужб.
Основной вопрос
При попытке анализа психологии терроризма необходимо
ответить на один важнейший вопрос, а именно: являются ли
смертники-шахиды психически больными людьми? Я полагаю, что нет.
Клиническая картина любого аффективного расстройства (психоза), в том
числе, шизофрении, не отрицает возможности самоубийства на религиозной
почве. Однако аффективный психоз, включающий бред, галлюцинации,
параноидные (в т.ч. сверхценные) идеи и представления, развивается как
правило изнутри сознания клиента (эндогенез) и лишь в некоторых случаях
может быть индуцирован. Психоз имеет свою собственную логику - так,
например, "голоса" или "черти" способны приказать больному совершить
теракт, но вряд ли он подчинится в этом реальному постороннему человеку.
В случае индуцированного (внушенного) психоза, который часто
наблюдается среди сектантов, исполнитель готов спонтанно совершить те
или иные аффективные действия - допустим, убить себя или "неверного",
однако по истечении достаточно недолгого состояния аффекта он
стремительно опускается в депрессивную фазу, теряет интерес к
происходящему, испытывает страх или чувство вины. В целом психотик
ненадежен, трудно вменяем и трудно управляем; от него вряд ли можно
ожидать длительных, организованных и целенаправленных действий в
условиях высокой концентрации внимания и повышенного стресса. Практика
показывает, что психотики составляют ничножно малый процент в
террористических ячейках - сами террористы их избегают и даже зачастую
боятся (мало ли где такому придет в голову взорвать бомбу!).
Следующий, весьма распространенный диагноз - психопатия, и
особенно одна из экстремальных ее форм - социопатия. Это расстройство
наблюдается, в частности, у серийных убийц и маньяков, хотя может
включаться также в клиническую картину самых разных психических
заболеваний. Основной признак психопатии - социально опасные тенденции
(в крайних случаях - стремление убивать или насиловать, каннибализм),
которые интегрированы в психику больного и не подвержены критическому
отношению, т.е. психопат абсолютно уверен в нормальности своего
поведения и нечувствителен к чужому страданию. Этому заболеванию
свойственны повышенная агрессивность, склонность к конфликтам,
нетерпимость к чужому мнению, фанатизм. Однако встречается и ряд иных
признаков: во многих случаях психопат неспособен нормально существовать в
коллективе и подчиняться общим для всех правилам, он ненавидит
дисциплину и признает только собственные правила игры, что делает
невозможным участие в в подпольной работе. Если даже психопат (как
большинство серийных убийств) проявляет на людях и в семье чудеса
маскировки, его личность абсолютно центрирована на себе самой;
большинство психопатов - тотальные эгоисты. Люди с подобными
склонностями охотно проявляют себя везде, где речь идет о насилии, они
способны к самому изощренносму садизму, но никогда - к жертвенности.
Самоубийство во имя высшей цели - подлинное безумие для психопата.
Итак, следует констатировать очевидный факт: шахиды - не
сумасшедшие, они не более и не менее нормальны, нежели вы и я.
Das Mortido
Психодинамика ритуального самоубийства или аналогичного акта
самопожертвования связана с одной из основных доминант человеческой
психики, известной в психоанализе как "мортидо" - "стремление к смерти".
Наряду с общеизвестным либидо мортидо незримо определяет линию нашего
поведения, хотя проявления его не столь заметны. Экстремальные виды
спорта и развлечений, экстремальные профессии, запойное пьянство и
наркотическая зависимость, депрессии любого вида и течения, анорексия
(болезненное стремление похудеть) - вот некоторые типичные проявления
мортидо. В целом же его можно описать как подавленную, замаскированную
или открытую аутоагрессию, которая не имеет логически объяснимых причин и
реализуется различными способами. Аутоагрессия может выражаться также в
стремлении к страданию, к самоистязанию или - парадоксально - к
истязанию других. Иногда волна мортидо накрывает целые слои общества:
вспомним движение флагеллантов-самобичевателей в средневековой Европе
или европейский культ дуэлей, когда аристократы в буквальном смысле
истребляли друг друга по ничтожным поводам. Идеальный пример мы находим в
истории Японии с ее самурайским культом сэппуку: в некоторые эпохи
самоубийства самураев и их слуг уносили больше жизней, чем реальные
войны. Подобные всплески корреспондируют с периодами пассионарной
активности этносов, когда коллективное бессознательное становится
лабильным и выходит на поверхность подавленный материал. Этим можно
объяснить и нынешний всплеск активности смертников-шахидов: самоубийство
сделалось в известной мере "модным"; напряженное переживание близости к
смерти, экстаза страдания и исступленной веры смешиваются в некий
наркотический коктейль, смущающий умы. Возможно, спустя несколько лет
тенденция пойдет на спад сама по себе или найдет иные, более миролюбивые
формы.
Страдающие боги и герои
Психодинамика мортидо тесно связана с восприятием смерти как
искупительного и преобразующего страдания: сознательно или
бессознательно, человек стремится не к прекращению жизни как таковой, но
либо к прекращению страданий, либо к духовной трансформации (порой - к
восстановлению внутренней справедливости в форме самонаказания).
Выраженные тенденции мортидо зачастую тесно связаны с мифологическим
сознанием, нашедшим отражение во множестве религий и религиозных
практик.
Древнейшим способом компенсации аутоагрессивных тенденций
были обряды инициации - символической смерти и последующего воскресения,
известные во всех без исключения архаических культурах. В ходе
инициации имитировались смерть и связанные с нею страдания, что
принимало нередко достаточно жестокие формы, вплоть до пыток. Тот, кто
успешно проходил обряд, приобретал статус "настоящего" мужчины - воина,
совершившего первый в жизни героический поступок. Таким образом,
ритуальная смерть ассоциировалась с героизмом и мужеством, благодаря
которым человек приобретал новый, более высокий социальный статус.
В религиозных культах образ страдающего бога, который
умирает и воскресает в новом качестве, насчитывает множество обличий: от
древнеегипетского Осириса и скандинавского Одина до Христа.
Христианская религия зиждется на постулате искупительного страдания как
залога "жизни вечной"; стремление "пострадать Христа ради" или "вместе с
Христом" проходит красной нитью сквозь многовековую историю
христианства вплоть до преломления его в текстах Достоевского, Бердяева и
Розанова. Отдельной графою стоят старообрядческие секты, в которых
ритуальное мучение / мученичество было неотъемлемым элементом духовного
пути.
Страдание и его преодоление воспринимались в мифологическом
сознании как духовно преобразующий акт героизма - подвиг; Бог и
Герой были неразрывно связаны, а иногда - едины. В советской мифологии
культ героев-мучеников занимал одно из ведущих мест: образы Александра
Матросова, Зои Космодемьянской, Николая Гастелло, пионеров-героев
были выведены за рамки реальных личностей, помещены в условный Пантеон
славы и наделены качествами полубогов наряду с "Вождями". Культ
мучеников успешно перекочевал из церкви в мир победившего атеизма.
Как одна из авраамических религий, ислам не мог не впитать в
себя мифологические элементы ближневосточных верований, о которых шла
речь выше. Однако специфика возникновения этой религии, агрессивное
распространение ее и сопряженный с этим культ воинской доблести внесли
свою лепту. Джихад как священная религиозная война породил образы
муджахида - воина Бога и шахида - воина-мученика. Переход в статус
муджахида, готового бескорыстно пожертвовать собой ради Аллаха, придавал
индивидууму, подобно инициации, новый социальный статус, а мученическая
смерть на поле брани переводила его в разряд Героев-полубогов, одной
лишь своей смертью стяжавших рай. Привлекательность подобного варианта
служила и служит постоянным источником притока новых адептов.
Социальная психодинамика
Традиционный исламский социум сегодня - это достаточно
закрытая и малоподвижная система, ориентированная по групповому
признаку. Индивид прочно закреплен в своей группе, которая включена в
общую иерархию групп: семья, клан и т.д. вплоть до уммы - мусульманской
общины в целом. Жизнь в группе регулируется жестким набором правил,
установок, моральных и социальных ограничений, нарушение которых чревато
серьезными последствиями. Иерархия групп имеет весьма ригидный
вертикальный характер; в ней очень мало горизонтальных плоскостей-слоев,
допускающих многовариантность социально приемлемой самоидентификации.
Индивид имеет право лишь на то место в системе, которое предписано ему
иерархией: ролевые антиномии "родители - дети", "мужчина - женщина",
"муж - жена" не могут быть пересмотрены. Сюда входят не только верность
социальной роли, но также религиозным правилам и практике межгрупповых
отношений, включая, например, кровную месть.
Любая длительно существующая группа создает также
специфическую групповую мифологию, отражающую особенности данной группы.
Поскольку ислам охватывает сегодня большинство беднейших регионов
земного шара, групповая мифология основана, прежде всего, на чувстве
неудовлетворенности, ограничения возможностей, униженности и зависти к
сильным мира сего. В коллективном мифе отражается архаическая ригидность
мировосприятия: мир делится на "своих" и "чужих"; каждой из сторон
приписываются соответствующие качества. Сильное влияние негативной
самоидентификации ("мы бедные, униженные, оскорбленные") порождает столь
же интенсивные компенсаторные тенденции: верность религиозным идеалам
становится орудием условной борьбы за справедливость, а сами идеалы
приобретают абсолютную ценность, поскольку компенсируют личностную и
групповую проблематику в целом. Этим можно объяснить потрясающий успех
движения "Талибан", которому удалось овладеть Афганистаном почти без
единого выстрела; этим, в частности, объясняется также упорство
чеченских и иракских боевиков.
Поскольку индивидуализация существенно затруднена
общепринятым порядком коммуникаций, у личности есть два социально
приемлемых выхода: либо адаптироваться к своей позиции в системе, либо
попытаться занять иную, более высокую позицию. Особенно это касается
активных и амбициозных членов группы, интенсивнее, чем другие,
испытывающих потребность в высших ориентирах для самоидентификации. Это
также люди с шаткой позицией в группе, испытывающие сомнения и
неуверенность в своих силах или давление групповой мифологии, как в
случае с чеченскими женщинами-шахидками.
Путь шахида
Человек, избравший путь шахида, совершает практически
невозможный в обычных условиях скачок внутри групповой иерархии. Шахид
переходит в число "избранных", которым, в случае успешного завершения
миссии, a priori уготован рай. Самоидентификация осуществляется теперь
по абсолютному признаку: обычный, ничем не примечательный человек
становится как бы живым небожителем - этот статус есть мифологический
"потолок" в иерархии, выше которого - только бесплотные ангелы и сам
Аллах. С точки зрения внутригрупповых отношений и религиозной догматики
это наиболее выгодная из возможных позиций. Группа активно поддерживает
шахида, который становится гордостью семьи и клана, - принеся такую
жертву, группа сама существенно поднимается в общей иерархии, не
прикладывая дополнительных усилий. Тема совместного жертвоприношения
здесь очень важна: кровь шахида укрепляет коллективный миф подобно крови
жертвенного агнца. В какой-то мере шахид - это Христос, которого сообща
распинают "за наши грехи" и который, разумеется, немедленно воскреснет
на небесах. Именно поэтому можно считать, что террористы-самоубийцы - ни
что иное, как плод коллективного гипноза, суггестивного воздействия
группы на себя самое.
Психологически будущий шахид также переходит в иной статус.
Отныне каждый его шаг, каждый поступок приобретают огромную важность; он
чувствует совершенно новую мотивацию; возрастает самооценка. Шахид уже
не принадлежит себе самому, но - всей умме и лично Богу. Психический
горизонт сужается: человек живет лишь мыслью о предстоящем подвиге и
дальнейшем преображении; этические установки и личность в целом
претерпевают серьезные изменения. Тем не менее, это отнюдь не означает,
что шахид превращается в робота или зомби, - его функции восприятия не
нарушены, отсутствуют расстройства мышления или эмоциональной сферы.
Сомнения и страхи также никуда не деваются, равно как и способность к
нормальной, по-человечески адекватной коммуникации.
С точки зрения психолога, террорист-смертник - заложник и
жертва системы патогенных верований и группового сговора; его смерть
всех устраивает, его жизнь стоит гораздо меньше, чем гибель. Система
чувствует свою неустойчивость в современном, слишком быстро меняющемся
мире, систему раздирают внутренние противоречия, и она отчаянно
защищается, принося в жертву далеко не самых худших из своих детей...
Александр Каменецкий
© Copyright Kamenezki
Alexander
(alexander_kamenezki@yahoo.de)
{jcomments on}
